Московский дом фотографии совместно с SONY Cyber-shot открыл выставку и презентовал альбом Владимира Мишукова «Культ семьи». Выставка на семейную тему оказалась смелым художественным жестом. На каждом третьем снимке я находила тот самый монструозный предмет интерьера из ДСП, который советская промышленность впаривала в конце восьмидесятых доверчивому населению под видом мебели. Эта так называемая стенка преследовала меня, как героя рассказа Марка Твена -- незатейливый стишок «Режьте, братцы, режьте». Казалось, голос совести назойливо напоминал о первостепенной задаче: точно от такой же штуковины лично моя семья, с трудом доставшая ее в эпоху всеобщего дефицита, сейчас, во время переезда, все никак не может избавиться -- никто не хочет брать ее, так сказать, самовывозом, а выбрасывать жалко и накладно. Вот странно, вроде на снимках семьи друг с другом незнакомые, вроде люди разного достатка, но проклятая стенка присутствует буквально везде -- в домах учителя и верстальщика, администратора сайта спортивных болельщиков и водителя троллейбуса, старшины милиции и сотрудника вневедомственной охраны. Даже на тех снимках, где ее нет, а семьи управляющих заводами и бизнесменов в новеньких костюмчиках и бальных платьицах демонстрируют кричащий достаток, вещь угадывается -- кажется, ее только-только вывезли на помойку, чтобы расчистить место для не менее аляповатой итальянской мебели ручной работы.

В таких деталях -- весь Мишуков. Его проект -- это собрание 78 черно-белых снимков московских и подмосковных семей, сфотографированных в собственных квартирах. Часть из них Мишуков знает лично (некоторых, несмотря на нарочитое отсутствие имен и фамилий, узнаем и мы), часть вызвонил по рекомендациям знакомых. Он предлагал людям «семейную фотографию на память» -- кто-то отказывал, но многие соглашались. За этот проект два года назад Мишуков получил одну из своих «Серебряных камер», а теперь издал фотоальбомом.

Изображения вроде бы парадные -- тут Мишуков обыграл и перенес в мир обыденной культуры традицию парадного портрета, от живописных изображений монарших семей до глянцевого культа звезд и вызванного им издевательства над знаменитостями Хельмута Ньютона. Выражения лиц как будто веселые, многие приоделись для семейной картинки в исполнении известного фотографа и ждут вылета птички -- а нет-нет, да и проглянет то крайняя бедность и даже нищета, то неуверенность в себе и завтрашнем дне. Большинство квартир убрано к приходу гостя -- но то тут, то там вдруг вылезут на свет убогие детали растоптанного, десятилетиями катком выдавливавшегося быта, насаженного государством невнимания к частной жизни и уюту. Эти детали так примелькались, что их и не думают скрывать. Или просто не могут: пятна на обоях, которые не меняли десятилетиями, пылесос, который некуда убрать, болтающиеся на честном слове розетки, те же инкубаторские стенки или обшарпанные межкомнатные двери (двери я тоже узнала). И не так уж сильно отличаются тут олигархические и новорусские семьи с их евроремонтом -- пожалуй, у них просто чуть больше возможностей забыть и забыться, побыстрее убежать из прошлого, сказать «мы уже другие, для нас это вчерашний день, повторение невозможно». Но разруха в клозетах и головах -- она ведь никуда не ушла за двадцатилетие перемен и последние годы столичного потребительского рая, а страшное прошлое при отсутствии минимальной рефлексии и при постоянной лакировке может запросто повториться. У нас вообще все обычно повторяется. Вещи-то остаются с нами на годы, а обветшавшую идеологию просто так не выкинуть на свалку истории, как выкидывают какой-нибудь комод, -- ее след остается на наших лицах.

Писать про это без пафоса трудно -- визуально намекнуть проще, так уж устроена фотография. Мишуков следует лучшим традициям «многослойной» социальной постановочной фотографии с претензией на всеохватность, будь то проект «Лица XX века» Августа Зандера или выставка «Род человеческий» гениального куратора МОМА Эдварда Штайхена, хотя я бы не стала пока ставить имя Мишукова в один с ними ряд. Особенность нашей художественной ситуации состоит в том, что даже самые талантливые молодые люди слишком быстро продвигаются к славе. Это проект про личное пространство, эмиграция в которое иногда становится единственно возможной формой не просто протеста и выживания, но обычной жизни. Про культ семьи, который помогает сохранить традицию во время культа любой личности. И про людей, которые уже пережили и еще переживут много художественных мод и режимов -- будь то сталинский лагерь, брежневская экономная экономика, ельцинская демократия или путинское нефтяное благоденствие, -- сохраняя достоинство при любом из них.