Сопротивление гитлеровскому фашизму в годы войны происходило в самых разных формах. В армиях антигитлеровской коалиции, например, служили немцы-эмигранты. Больше всего их насчитывалось в британских вооруженных силах: почти тысяча солдат и офицеров -- выходцев из Германии -- встали под знамена Ее Величества. Во французском Сопротивлении, а затем и в регулярной армии их было не меньше. Этнические немцы воевали и в вооруженных силах США. Как правило, это были потомки более ранних немецких переселенцев за океан. Политические эмигранты из нацистской Германии составляли среди них единицы.

Российские немцы не смогли стать активной силой в борьбе с нацизмом, поскольку советская власть обрушила на них жесткие и необоснованные репрессии. В августе 1941 года была ликвидирована государственность российских немцев Поволжья, около 440 тыс. российских немцев насильно переселили в Казахстан и Сибирь. Депортации подлежали и те, кто защищал страну от фашистских захватчиков. В 1942--1945 годах с фронта в срочном порядке были демобилизованы все военные немецких национальностей -- около 33,5 тыс. человек. Их направили в трудовые армии Челябинска и других городов Севера и Сибири.

Лишь около сотни немцев, эмигрировавших из нацистской Германии в СССР, служили в частях Красной армии. Меньше половины из них вернулись на родину после победы над фашизмом, остальные погибли.

Берлинский корреспондент «Времени новостей» встретился с одним из немцев, прошедших Великую Отечественную войну (он называет ее именно так) в форме красноармейца. С живущим в Берлине восточногерманским профессором-историком Штефаном Дернбергом я познакомился еще в начале 1990-х, когда ушло в небытие восточногерманское государство рабочих и крестьян с так и недостроенным социализмом. Бывший номенклатурный партиец Дернберг, не отказавшись от своих социалистических убеждений, нашел свое место в новом обществе.

Правда, произошло это не благодаря обнаружившейся тогда у многих его высокопоставленных товарищей по партии «гибкости» мировоззрения, а скорее вопреки отсутствию у него такого качества. «Почему называющие себя независимыми немецкие СМИ, словно подчиняясь чьей-то единой режиссуре, в унисон говорят и пишут о 60-летии окончания второй мировой войны, а не юбилее освобождения от фашизма или победы над фашизмом? -- спрашивает Дернберг. -- Тем самым размывается историческая правда о том, кто в этой войне был агрессором, а кто защищал свою родину и освобождал другие народы от «коричневой чумы».

В 1991 году он возглавил только что созданный общегерманский Комитет за европейскую безопасность. Эта организация была создана на основе гэдээровского Хельсинкского комитета, генсеком которого Штефан Дернберг был многие годы. Тогда меня больше всего поразил русский язык собеседника без малейшего намека на акцент. «В свое время пришлось учиться в Советском Союзе», -- пояснил он. Лишь позже я узнал, что скрывалось за этой в общем-то обычной для интеллектуальной элиты ГДР фразой.

Начинать учиться в Москве ему пришлось еще в последние довоенные годы. «Судьба нашей еврейской семьи после прихода к власти в Германии нацистов мало чем отличалась от судеб десятков тысяч ей подобных, -- вспоминает 81-летний Дернберг. -- Весной 1933 года был арестован отец. Он служил инженером в фирме AEG, увлекался коммунистическими идеями». За арестом отца последовал жестокий погром в доме. Шок и страх, которые в ту ночь пережил Штефан, были такими сильными, что на всю оставшуюся жизнь он потерял волосы. В конце концов отцу удалось бежать в Париж. Там единомышленники из организации «Красная помощь» помогли семье Дернбергов эмигрировать в СССР.

В Москве середины 1930-х будущий немецкий профессор испытал то, что по сей день называет трагическими ошибками. Он и сегодня убежден, что социализм -- лучшая из демократий, которые известны человечеству. Хотя к практике социализма в ГДР у него в свое время было предостаточно претензий и откровенной критики. В Москве коммунист и еврей Дернберг-отец, чудом спасшийся от нацистских преследований в Германии, был снова арестован, теперь уже НКВД, сослан в один из сталинских лагерей. Сын продолжал учиться в советской школе.

«В июне 1941 года, -- вспоминает Штефан Дернберг, -- нам вручили аттестаты зрелости, а на следующий день пришло страшное известие: началась война с гитлеровской Германией. Вместе с другими ребятами из класса побежали в ближайший военкомат, записались добровольцами на фронт». Так выросший в СССР немецкий парень надел советскую военную форму. В армии генерала Чуйкова, защищавшей Сталинград, а затем освобождавшей Польшу и принимавшей участие в штурме Берлина, и воевал сын немецкого еврея. Не опасались ли русские сослуживцы немца в своих рядах? «Окружавшие меня люди убеждались, что я ненавижу Гитлера и нацизм, может быть, еще больше, чем они, -- говорит мой собеседник, -- ведь мы успели испытать германский фашизм на собственной шкуре».

Лейтенант Дернберг оказался переводчиком в части по спецпропаганде, занимавшейся моральным разложением противника. Он надеялся, что служба в Красной армии поможет ему поскорее вернуться в Германию. Ведь через месяц-другой, думали тогда, Гитлер неминуемо капитулирует. Однако в Берлине Дернберг оказался лишь в мае 1945. «Война для меня завершилась 2 мая, -- рассказывает он, -- в тот день капитулировал Берлинский гарнизон вермахта. Это было для нас важнейшим событием за все годы».

Какие чувства лейтенант Дернберг испытал при встрече с только что пропаханной советской артиллерией столицей рейха? «Было ощущение величайшего счастья от того, что больше нет этой страшной войны, которая унесла из жизни сотни миллионов людей. Верили тогда, что это последняя война в человеческой истории. Сейчас такой твердой уверенности в этом у меня, к сожалению, нет. Снова приходится наблюдать за океаном безудержное стремление к общественному гегемонизму, перекройке устройства мира на свой лад и тому подобные болезни человечества, против которых итоги второй мировой войны должны были создать прочный политический иммунитет», -- размышляет ветеран.

Весной 1945-го в душе лейтенанта-красноармейца, завершившего долгий путь из Берлина в Берлин, боролись два чувства. С одной стороны, он офицер армии-победительницы. С другой стороны, немец, воевавший против пораженной теперь Германии. «Для меня никогда Гитлер, Геббельс и т.п. не были Германией. Я воевал против фашистской диктатуры, от которой страдали и немцы, и евреи, и русские, и народы остальной Европы. Поэтому никогда не считал себя изменником или предателем», -- вспоминает Дернберг. Однако в первые послевоенные дни его соотечественники-немцы были еще очень далеки от радостных переживаний, всерьез опасаясь возмездия с востока, обещанного геббельсовской пропагандой.

Сегодня профессор Штефан Дернберг остается одним из немногих живых свидетелей окончания войны в Берлине. Вечером 30 апреля 1945 года ему пришлось быть переводчиком у генерала Чуйкова, когда к нему пожаловал Ганс Кребс, последний начальник генерального штаба вермахта. Он безуспешно пытался склонить легендарного командарма к сепаратным мирным переговорам. Парой дней позже офицер-спецпропагандист перепечатывал на немецкой пишущей машинке спешно составленный приказ генерала Вайлинга частям и формированиям вермахта о прекращении любых военных действий.

8 мая 1945 лейтенант получил новое важное задание: доставить из Дома радио на Мазуреналлее магнитофон в берлинский окраинный район Карлсхорст. Здесь в одной из вилл в тот день произошло важнейшее событие второй мировой войны: был подписан акт о безоговорочной капитуляции гитлеровской Германии. В этом самом доме шестьдесят лет спустя мы и встретились с профессором Штефаном Дернбергом.