Когда в финале толстовских «Казаков» Оленин покидает станицу, дядя Ерошка, только что пьяно целовавший смешного барина, на него не смотрит. Он занят своим -- казачьим -- разговором с Марьянкой, которая еще раньше послала вдруг опостылевшего Оленина куда подальше. За что? Ведь ничего дурного Оленин станичникам не сделал. В отличие от пушкинского Алеко он не убивал возлюбленную и счастливого соперника -- Лукашку (которого петербургский красавец поперву даже переиграл, оттеснил от Марьянки) вместе с другими удальцами порубили горцы, и никакой вины Оленина в том нет. А ни за что. Потому что чужой. Вроде бы добрый, тароватый, обходительный, а все -- барин. С глаз долой -- из сердца вон.

Вот и обитатели Анисовки забыли про психотерапевта Нестерова, который еле-еле согласился провести в селе один целительный сеанс, по сцеплению дурацких случайностей надолго там застрял, несколько раз мимоходом выручил новых соседей, а когда, казалось бы, обжился, прирос к благословенному захолустью, стал для анисовцев почти своим, все-таки уехал в город. Точь-в-точь как участковый Кравцов, герой первого «Участка», телесериала, который автор сценария Алексей Слаповский счастливо превратил в роман (М., «Эксмо», 2004; см. «Время новостей» от 10 июня 2004 года).

Анисовцы «помнили все происшедшие события: что искали клад, что устроили гонку на выживаемость, что кто-то зачем-то хотел скупить дома, что Суриков хотел повеситься, что Клавдия-Анжела уезжала, а потом вернулась... Но все представлялось случившимся само собой, без участия Нестерова. Даже Нина (не забыли чудо-девицу из первого «Участка», что по уши влюбилась в необычного и старательно мимо нее глядящего мента? С Нестеровым у нее были иные сложности, но из русалочьего омута и он вынырнул. -- А.Н.) вспоминала это будто сон, в котором приснилось что-то не действительное, а мечтаемое». И зря автор пытается списать феномен анисовской забывчивости на некие силы, якобы присущие Нестерову. Во-первых, никаких таких сил у героя нет (об этом вся книга написана, а в особенности -- глава «Кодировка»). А во-вторых, старшего лейтенанта Кравцова, который уж точно экстрасенсорную тень на родимый плетень наводить не умел, сельчане тоже забыли -- не зря кончался первый том анисовской саги главой «Участок без участкового».

В новом романе Пал Сергеича изредка вспоминают -- может быть, со временем, за стаканом домашнего либо покупного вина шофер Суриков и охнет: Господи, да ведь жил у нас такой, экстрапсих что ли называется? Как бишь его? Андрей Викторыч? Помнишь, когда к Любке Кулаковой американец приезжал? А рассудительный электрик Мурзин ответит: Да нет, Вася. Не экстрапсих, а психократ. Звали его Петр Маркович. А торчал он здесь, когда учительнице, к Марье Антоновне, муж вроде как вернулся, а потом снова сбег. И через полчаса в конец одряхлевший Ваучер, приехавший к землякам отдохнуть депутат Государственной думы Вадик (ну обучился, ну избрали, ну в министры метит -- все Вадик), продавщица Нюра, переставший мотаться на заработки Евгений Сущев, Сурикова Наталья, все еще бодрая (и вас переживу) старуха Окупация -- словом, вся Анисовка заголосит на разные лады: Анатоль Борисыч! -- Сергей Григорьич! -- Константин Михалыч! -- Когда начальника подпоить хотели и с братаном перепутали! -- Когда землемеры тут ошивались, а вышло, что не то мерили! -- Когда Ваучер подписи собирал, что он, дескать, здешний! Помянут даже каких-то Тимура Юрьевича с Романом Эмильевичем и Олегом Адершановичем, хотя всякому здравомыслящему анисовцу в общем и целом ясно, что имен (а значит, и людей) таких нет. Полнейшую ахинею измыслят, будто, мол, Анисовку хотели смести с лица земли, построить на ее месте железнодорожный мост (да кой, на хрен, мост, когда железной дороги здесь нет?), а анисовцев переселить в американский штат Огайо (затем и майор ихний приезжал, летчик, как бы к Любке, а на самом деле... -- Да он голландец был, ветеринар, но выпить здоров! Три стакана -- и хоть бы хны). В общем придется главе местной администрации Андрею Ильичу Шарову (власть за все в ответе) собирать собрание и проводить разъяснительную работу: был, был у нас один такой... но не психоаналитик (зачем он здоровым людям?), а писатель, инженер, как говорится, человеческих душ; звали Алексей Иваныч; был он, когда ты, Сущев, от Анны своей загулять вздумал... Тут Сущев набычится, а Шарову с трудом удастся призвать к порядку анисовцев, изрядно развеселившихся от истошных криков Анны Сущевой: Да ты что несешь? Ох уж мне эти начальники -- все знают, все видят. Аж под кровать влазят. Ты бы, олигарх недоделанный, лучше о нашем социальном обеспечении подумал. Или о своей Инне. А то понаживали ожерельев, швыряете их где ни попадя, а народ вам потом и на работу ходи, и сокровища ищи, и самолеты из болота таскай. А нас с Женей не трожь -- я вам не какая-нибудь... Каким макаром будет остановлен неудержимый поток, судить не нам, но только Шаров все же сумеет перекрыть женский крик и общий гомон: Он потом еще кино снял -- вроде как про нас, но все по-другому!

А если «по-другому», то о чем шум? Неужели анисовцы могут поверить, что все помянутые события случились в одно время, деревню их и впрямь собирались упразднить, а заезжего психотерапевта, упрямо твердившего, что гипнозу поддается только тот, кто этого хочет, звали Александром Юрьевичем Нестеровым. Скучно как-то. И на что-то из телевизора похоже. Верно все-таки Шаров сказал: у нас все по-другому. По-людски. Стояла от веку Анисовка на своем месте и стоять будет. Кто бы сюда ни приезжал. А Нестеров... Ну пусть будет Нестеров.

Кстати, о Нестерове. Замечательный критик Роман Арбитман приметил, что фамилии многих героев Слаповского -- рефлектирующих, сомневающихся в себе, порой удачно решающих чужие проблемы, но пасующих перед собственными, -- начинаются с «не»: Неделин, Непрядвин, Невейзер... Я сперва всполошился, ибо прежде предполагал, что фамилия персонажа повести «Вечный сон» переделана из моей. А потом сообразил: шум смерти не помеха, моя тоже с отрицательной частицы начинается. И как свойственно героям Слаповского, так до сих пор и не могу решить, радоваться тому надо или печалиться.

Когда Нестеров уехал из Анисовки, Клавдия-Анжела, в доме которой (как бы проданном-купленном) он жил, нашла полный пузырек снотворного, «значительная доза которого, усыпляя, гарантирует летальный исход во сне». Клавдия-Анжела в снадобьях не разбиралась, а потому пузырек выбросила. Прежде его выбросил Нестеров, в этих делах сведущий и не спроста прихвативший в деревню убийственный препарат. Он многим в Анисовке помог. А ему помогла Анисовка. Но решение вернуться в город, где ему и место, Александр Юрьевич принял сам. Между прочим почти уверен, что бежавшие из Москвы в блаженное захолустье герои романа Слаповского «Они» (см. «Время новостей от 23 марта) в столицу вернутся. Потому как не только «им» в городах жить. («Их» вообще-то и в деревнях хватает.) Другое дело, что и московские беглецы, и Нестеров никогда не забудут своих Анисовок.

Вот и все. Остальное читайте в книге. Она уже продается, а обещанный к Новому году сериал «Первый канал» покажет только в феврале. Если не позже.

Да, чуть не забыл. Называется роман «Заколдованный участок» (М., "Эксмо"). И это не единственный гоголевский знак в новой истории Алексея Слаповского.