Когда ему делали комплименты по поводу актерского мастерства, Михаил Александрович Жаров предпочитал отшучиваться: «Я на самом деле играю не так хорошо. Просто другие частенько делают это еще хуже». Отдавая должное остроумию артиста, согласиться с ним было все-таки довольно сложно. Другие другими, но сам Жаров с самого начала играл отменно. Еще до революции, в 1915 году Жаров стал администратором и помрежем в труппе Оперного театра Зимина, в том же году, тогда же -- впервые появился на киноэкране в крохотной роли опричника в постановке «Царь Иван Васильевич Грозный» (впрочем, четверть века спустя в «Иване Грозном» Эйзенштейна Жаров был уже не рядовым песеголовцем, а самим Малютой Скуратовым). Затем были студия при театре ХПСРО, Первый передвижной фронтовой театр, Рогожско-Симоновский театр им. Сафонова, Театр Мейерхольда, Бакинский рабочий театр, Московский камерный и, наконец, академический Малый театр.

Михаил Жаров начинал с острохарактерной эксцентрики -- не случайно, его театральным дебютом стал Шут в шекспировских «Виндзорских насмешницах», а еще раньше чуть было не сорвал выступление самого Шаляпина, наблюдая за великим певцом из-за кулис и так переживая, что Шаляпину показалось, что молодой актер попросту строит ему гримасы. Примерно в том же качестве был он востребован и Мейерхольдом: играл мадам Брандахлыстову в «Смерти Тарелкина», денщика в «Мандате». Но уйдя от Мейерхольда, перешел к ролям более достоверным и психологически прописанным, и в этом качестве его дарование открылось уже в Малом театре, где Жаров работал с классическим репертуаром: «Волки и овцы», «Ревизор», «Гроза».

В кино Жаров поначалу был непревзойденным мастером эпизода, первую большую роль -- красноармейца Егора, изменившего жене с молоденькой девушкой, -- сыграл в 1925-м в фильме «Дорога к счастью». В те годы Жарова считали непревзойденным мастером эпизода («Человек из ресторана», «Живой труп», «Окраина», «Марионетки»). Первая большая роль случилась в «Дороге к счастью», а настоящий успех пришел после выхода фильма «Путевка в жизнь» Николая Экка. С впервые заговорившего советского киноэкрана понеслось: «Нас на свете два громилы -- гоп-тири-бири-бумбия!» Непревзойденный, страшноватый и отталкивающий Жиган в исполнении Жарова стал персонажем, как бы сегодня сказали, культовым -- известен, например, апокрифический анекдот о том, как у Жарова украли кошелек, который был ему незамедлительно и с извинениями возвращен -- криминальный элемент просто не узнал своего обожаемого Жигана сразу. Успех был подтвержден в фильмах о Максиме, где Жаров сыграл конторщика Дымбу, Кудряша в экранизации «Грозы», чеховские помещики в «Медведе» и «Анне на шее»... Во время войны Жаров создал один из наиболее запоминающихся карикатурных образов врага -- звероватого и тупого представителя «высшей расы» в «Юном Фрице».

Как режиссер Жаров поставил три картины, написал книгу мемуаров, снялся более чем в полусотне отличных фильмов. Его последней, диаметрально противоположной Жигану, но ничуть не менее популярной ролью стал участковый Федор Иванович Анискин в экранизации «Деревенского детектива» Виктора Астафьева и двух продолжениях, в одном из которых бравый участковый сразился (весьма своеобразно) даже со всепланетным злодеем Фантомасом. И стал нарицательным милиционером советского кино -- именно он появился на правах образа-знака в пародийном мультфильме «Ограбление по...».