«Они» -- шестой роман Слаповского. Или седьмой, если к «Я -- не я», «Первому второму пришествию», «Анкете», «Дню денег» и «Качеству жизни» прибавить «русский народный детектив» «Участок». «Участок» обошелся без жанрового подзаголовка, хотя чем же, если не романом, должно его счесть? Разве что «утопическим эпосом», но эта дефиниция пригодна в ученых штудиях, а не на обложке «Эксмо», где -- в отличном оформлении Антона Ходаковского -- выпущен и роман «Они».

Две последние работы Слаповского тесно связаны при всем бросающемся в глаза контрасте. «Участок» -- повествование о деревне, где, конечно, случаются досадные казусы и даже преступления, но жизнь течет спокойно, а всякие новейшие веяния проходят рябью по от веку сущему миропорядку. «Они» -- роман мегаполиса, роман Москвы, причем не ее казового, сияющего хамскими новоделами центра и не чудом сохранившихся уголков того города, что Пастернак называл святым, а окраинных спальных районов, где и обретается типовой житель столицы.

Персонажи «Участка» считают свою Анисовку лучшим местом земли, а на соседний город (и прочий мир) смотрят без зависти, восторга и опаски. Конечно, кому-то из них приходится отбывать из села (кому -- на день, кому -- на годы), конечно, они знают, что в городах работы, денег и забав побольше, но мечта о «другой жизни» здесь не слишком пьянит даже молодежь. «Они» (персонажи) вряд ли могут себя помыслить вне своего Вавилона, но добрых чувств к нему не испытывают; так, пристойная (в остальной России -- еще хуже) среда обитания; жить можно, но по сторонам лучше не глядеть -- сразу упрешься в кого-нибудь из «них», ленивых, жадных, тупых, наглых, трусливых, зажравшихся, черножопых, приезжих, богатых, нищих... Недаром один из самых неприятных героев романа временно очеловечивается лишь в вологодской глуши, а лучшие из «них» (наверно, в самом деле лучшие, и уж точно -- дорогие автору), нахлебавшись московского лиха, под занавес перебираются в ту же далекую деревеньку. (Надолго ли? Вот Кравцов тоже считал, что Анисовкой его жизнь кончится. И ошибся).

Главный герой «Участка» был идеальным милиционером. В новом романе стражи порядка изображены в точном соответствии с господствующим на Руси представлением о работниках правоохранительных органов: они жестоки, корыстны и опасны для простых людей. Более того, когда милицейский лейтенант (хозяин рынка) впадает в экстаз принципиальности (вспомним Кравцова, а заодно и героя «Анкеты», мечтавшего спасти Россию, став образцовым милиционером), жизнь его клиентов обращается в сущий ад. Впрочем, как и жизнь самого «свежего правдолюбца», шустро выпертого из органов.

Итак, на смену улыбчивой идиллии пришла гневная публицистика (едва ли не всякому эпизоду романа о «них» можно найти аналог в наших газетах), на смену доброй деревне -- осатанелый город, на смену забавно-трогательному, но подкупающе достоверному участковому и его симпатичным подопечным -- злобные менты, наглые нувориши, угрюмые пенсионеры, циничные краснобаи, изворотливые торгаши кавказской национальности и продвинутые юнцы, решившие по-волчьи править баранами. На смену «русскому народному детективу» -- детектив «новорусский» и «антинародный».

Заглавным личным местоимением (третье лицо, множественное число) роман открывается: «Они везде». «Они», как объясняет себе на первой же странице пенсионер М.М., «оккупанты», захватившие страну, унижающие «оккупированных», глумящиеся над добром, насилующие женщин, растлевающие детей, корежащие язык... Читали (слышали) -- и не раз. Да и может ли иначе думать отставной преподаватель общественных наук? Ясное дело -- коммуняка, все они такие.

Они -- оккупанты. Они -- азербайджанцы, презирающие русских и делающие бизнес в России. Они -- чиновники, из которых не вытрясешь нужной резолюции. Они -- менты, хватающие кого ни попадя и тянущие деньги с торгашей. Они -- охранники, готовые шмальнуть, кого закажут, за три тысячи долларов (зимой -- дороже). Они -- владельцы иномарок, стоимость которых равна 640 месячным окладам главного энергетика районного города. Они -- умельцы, заламывающие за ремонт означенной тачки сумму, которую и назвать неловко. Они -- мальцы-побирушки, хватающие оброненную борсетку и истово отпирающиеся от законных требований вернуть чужое. Они -- солидные господа, способные убить подозреваемого воришку. Они -- прокуроры, радостно гнобящие подвернувшегося богатея. Или уничтожающие все следы дела, заведенного на того же фигуранта. Они -- сволочи, считающие себя вправе ударить старика. Они -- правдоискатели, готовые жизнь положить, дабы довести до суда обидчика, вывести на чистую воду его союзников из властных инстанций и заклеймить «оккупационный режим». Они -- компьютерные гении-тинейджеры, терроризирующие хозяев жизни и грезящие о высшей власти. Они -- могучая общность, члены которой свято убеждены, что с чужими можно поступать как угодно. (Несколько раз в романе возникают абсолютно тождественные эпизоды. Только действуют в них представители разных групп: то милиционеры, то азербайджанцы). С «ними» можно делать все, потому что они -- «они». Всегда готовые мерзко обойтись с тобой. И если воздерживающиеся от пакости, то из трусости либо скудоумия.

Нет нужды пересказывать истории, в которые попали «они» -- персонажи романа. Все знакомо (если сводить дело к «фактам» -- некоторые сюжетные узелки указаны выше), а изумленно печальной интонации Слаповского все равно не передашь. Меж тем в ней суть: роман устроен так, что персонаж, которого только что мы всей душой ненавидели, на голову которого призывали справедливые (да, справедливые!) кары, вдруг, попав в передрягу, начинает вызывать неодолимое сочувствие. На его (гада) месте мог быть ты. Запросто. Ибо ты -- из них. Пенсионер М.М., страстно пытавшийся понять, кто здесь «оккупант», а кто -- «оккупированный», в конце концов уразумел: это одни и те же люди. Другой герой романа -- инородец, неудачник, русский писатель по имени Геран -- живет с этим знанием всю жизнь. Он единственный, кто видит «их» резоны, даже когда «они» нарушают все человеческие нормы. Он единственный, кто может «их» понимать и прощать. А когда не может (случалось и так) -- мучается.

За это и подарил Слаповский Герану, его любимой и любящей жене (впрочем, чуть было не бросившей чудака) и его пасынку-мальчишке (из-за которого и попали все «они» в страшный круговорот) короткое счастье в мнимом «приюте спокойствия, трудов и вдохновенья» на Вологодчине. Почему короткое? Почему приют мнимый? Да, вспомните, сколько проблем и мук выпало Кравцову в волшебной Анисовке. А заодно учтите, что самый жуткий эпизод романа «Они» разыгрывается не в «проклятой» Москве, а в благословенном захолустье: нет, не вологодском -- саратовском. То есть там, где случилось большинство «слаповских» историй. На его участке.

«Они» -- самая горькая книга Слаповского. Но написана она той же рукой, а надиктована тем же чувством, что и «Участок». Чувство это называется любовью к грешному человеку и скорбному миру, что безжалостно разделен на «нас» и «их». Уничтожить, задавить, перевоспитать, заставить жить по-нашему «их» хочется многим. Равно как и смачно плюнуть на «них», упиваясь собственным благородством и превосходством. Да и как без того? Ведь «они» действительно совсем озверели, ведь на улицу выйти страшно... Инородцы, чекисты, буржуи, журналисты, бомжи, скинхеды, шлюхи, ларечники, алкаши, менты...

Это мы, Господи! Нет конца нашим глупым и злобным художествам. И если Ты все еще терпишь нас, если веришь в нашу свободу и добрую волю, если не даешь вконец перегрызть друг друга, то стыдно и смешно жалеть себя и жаловаться на «них». Мы на своем участке -- слухи о нашествии не сильно преувеличены, а просто лживы.