Вопреки аннотации романа «Золотая кость, или Приключения янки в стране новых русских» (М., «Новое литературное обозрение») ее создатель, американский славист Роланд Харингтон, не является автором «восемнадцати книг и более трехсот статей». Хотя вполне мог бы написать все те ученые тома, образы коих встают в сознании просвещенного читателя вышеуказанной аннотации. Но если Харингтон и не удостоился приза Густава Фехнера за капитальный труд «Венерические болезни в русском романе», то по абсолютно ничтожным причинам: в так называемой объективной реальности нет ни монографии о тягостных следствиях российского любострастия, ни премии имени почтенного германского доктора (то ли философии, то ли медицины). Ну и что с того? Если бы награда обнаружилась (а почему нет? чем она хуже других-прочих?), то ее непременно стяжал бы наш Роланд. Больше некому.

Как некому, кроме Харингтона, было консультировать по российским проблемам администрации Клинтона и Буша-старшего. Да, это он, радея о всеобщем благе, щедрыми пригоршнями сеял осмысленное и милосердное в республиканские и демократические головы, и если при этом скрывал свое имя, то лишь из скромности, что всегда сопутствует величию. Но пробили часы урочные: орла узнали по когтю, льва -- по полету, гиганта мысли -- по «золотой кости», кинутой в страну новых русских.

Это он, это он -- Наш профессор Харингтон, А совсем не петербургский, Извините, почтальон. Отныне так и только так мы будем встречать всякий новый полновесный и гармоничный труд о платоновском генезисе Всешутейшего собора, влиянии стихов (не прозы!) Федора Сологуба на рост германской авиационной промышленности в начале 1930-х годов, праиндоевропейских корнях ЛДПР, неизвестных встречах Серафима Саровского с маркизом де Кюстином и реконструкции замысла, текста и литературно-политических результатов пушкинской мистерии «Путь номер один от красного петуха к голубой кыси». Да и многие иные культурные инициативы, инсталляции, залоговые аукционы, перформансы, митинги, кулинарные проекты, бальные вечера и сеансы черной магии наконец-то обретут потерянного творца.

Кто сказал, что автор умер? Я его вчера видал -- Без порток, в одной рубашке Пять романов созидал. Шесть трактатов, семь указов, Восемь камерных рассказов, Девять правил для гостей, Десять, эх, заповедей. Залихватское «эх» прибавлено вовсе не для поддержания метра, как уже подумали презренные зоилы, но как знак истинного восторга, ведущего нас на верх горы высокой. Но оставим смиренную прозу. Это он, это он -- прозорливец Харингтон, Наш Ликург и Хаммурапи, Заратустра и Солон! Надо ли объяснять, что приключения многосла(о)вного слависта на любезной доисторической родине приводят его к открытию страшной тайны, заставляют осознать вполне свою судьбоносную миссию и ставят перед необходимостью занять русский трон? Потому что как же иначе? О том, что Россия всегда ждет своего истинного, куда-то запропастившегося государя (беглого чернеца, казачину в заячьем тулупчике с барского плеча, сибирского старца с версальскими манерами, гражданина кантона Ури, земблянского короля, князя Голицына, замаскированного под лопоухого Ваню Чонкина, внука Григория Распутина и т.п.), мы слышим последние лет тридцать. (Или триста -- это все равно.) И то, что таинственно хранимый спаситель отечества будет силен по письменной части, тоже не секрет. Гришка Отрепьев ценил латинские вирши. Николай Всеволодович Ставрогин лишь по случайности не придал тиснению свой роман «Лолита». Старец Федор Кузмич публиковал мемуары («Война и мир»), очерки нравов («Анна Каренина») и футурологические фантазии («Воскресение») под мало кого вводящим в заблуждение псевдонимом. Одни глупцы могут почитать какого-то американского рифмоплета творцом поэмы о бледном пламени. Ну а с Сим Симычем Карнаваловым и вовсе все ясно. Если нам дерзнут подсунуть байки о якобы безграмотном Петре III, то мы снисходительно улыбнемся, отдавая дань благородной сдержанности записок Петра Гринева, составитель коих, принужденный укутывать правду вальтерскоттовской шубейкой, все же дал потомству понять, кто одарил нас мудрой басней о сытом, хоть с роду свирепом льве (ну не Сумароков же в самом деле!), комедией «Хвастун», песней «Не шуми, мати, зеленая дубравушка» и романом «Юрий Милославский, или Русские в 1612 году». Рассказывая о дальнейших странствиях перманентно чудесно спасаемого (и не менее чудесно побиваемого) золотокостного царевича, один глубокий душевидец не шутки ради вложил в его уста драгоценное признание о другом Юрии Милославском.

Да, ждет Россия царевича-писателя-избавителя. И знает, что придет он либо из Польши, либо из Стекольного царства, либо из Белой Арапии, а всего вернее из Медисонского университета. Как явится, так всем и пондравится. И в столице-голубице, белобетонной Москве-матушке, и в болотном городке с неродным имечком, и среди прочих лесов, полей и рек. Пондравится почвенникам и западникам, волхователям и тусовщикам, путанам и бизнесменам, полиглотам и недоумкам, бандитам и правоохранителям, пейзанам, куртизанам и другим официальным лицам. (Разве что какой-нибудь буквоед полезет с расспросами, а после настрочит клеветон в худосочную газетенку. Знамо дело, зависть.) И хоть будет каждому грезиться свой личный рай, грянет ладный хор встречальную-величальную. Выпьем мы за гостя, Гостя дорогого. Свет еще не видел Пьяницы такого. Сам и наливает, Сам и выпивает, Сам и сочиняет, Сам и похмеляет. Вырастит духовность В нашем огороде, Возродит соборность во честном народе. Свет либерализма Ныне воссияет -- У него харизма, Пусть повелевает. Пусть же нами правит он -- Наш профессор Харингтон, Друг Натуры, Муж Культуры, Честь и слава всех времен.

И вроде бы пришел уже настоящий майский день, музыка играет так весело, возвернувшийся властелин готов произвести верных споспешников кого в Потемкины, а кого и в Пелевины, американская деловитость сплетается с русской духовностью, Наташа Ростова танцует со Штирлицем, ночной дозор шествует путем своим железным, Вера Павловна досматривает четвертый сон... И тут (в который раз на ефтом самом месте!): звук лопнувшей струны, стонет сизый голубочек, пряников вновь не хватает на всех, и тот, кто привиделся государем, захватив пригодную в дороге веревочку, прыгает в запряженный тройкой лихих журавлей аэробус и уносится в даль светлую под неумолчную раздольно-интеллектуальную песню. Трали-вали! Тили-тили! Нас опять околдовали, Нас опять обворожили! Неужели В самом деле Все качели погорели, Карусели пролетели? Мы не знали, Не хотели. Мы страдали, Мы пахали, Мы рыдали, Нас кидали. Мы устали, Возроптали. Тили-тили, Трали-вали. Мы восстали И изгнали Лиходея, Блудодея, Чародея, Скарабея, Хулигана, Наркомана, Пустозвона, Харингтона. Вот кто он! Вот кто он -- соблазнитель Харингтон: Стыд Природы, Враг Свободы, Сукин кот и фармазон.

Домашнее имя автора «Золотой кости» от публики скрыто. Но ясно, что на «Роланда Харингтона» этот изобретательный, блестяще играющий русским слогом и знающий цену ходовым мифам писатель совсем не похож. На престол не претендует, златых костей не сулит, рецептов выпечки интеллектуальных бестселлеров не предлагает. Предлагает умную книгу. Местами уморительно смешную, но приправленную печалью, что рождена частыми соприкосновениями с чистопробным идиотизмом (как русским, так и американским). Подводящую к очень серьезному вопросу: А не вздор ли все то, чем мы (и люди покрупнее нас) так азартно занимаемся? Недостаток у книги один -- длинновата. Но остановить Роланда Харингтона, что таится в каждом из нас, никому не под силу.